Книгопечатание совершило революцию и создало человека текста взамен человека слова.
Сегодня вытесняя мир письменности, мир научно-исследовательский, ему на смену приходит мир дрожащей визуальности, музыкального или околомузыкального шума, который звучит в наушниках у десятков миллионов людей, не давая ни секунды времени задуматься; мир постоянного мелькания красок и лиц.
Так вот, в самом центре этого некритического отношения к миру, среди мифов возникает фигура трикстера — персонажа одновременно абсолютно серьезного и опасного, но и смехотворного — вызывающего смех, и привлекающего к себе своей отвратительностью.
Трикстерская роль присуща многим историческим персонажам на всем протяжении античности, причем не только собственно мифологической. Но если мы посмотрим и на последние годы романовской, предреволюционной России и вчитаемся в журналы с 1905 по 1912 годы, мы увидим, что это первые годы широкого распространения настоящих масс-медиа, и мы поймем, что и здесь сквозь карикатурность пробивается настоящая новая мифология. Самый знаменитый персонаж тут — Распутин.
В постсоветскую эпоху героями новой мифологии стали не только небезывестные лица государства, совершающие полеты с журавлями но, и рясоносцы и байкеры. Названные граждане нарочно нарушают табу, словно испытывая общество на вшивость: «Сойдет ли и вот эдакое? Да неужели сойдет?» Когда священнослужитель неразличимо сливается с казаком-байкером, говорит голосом байкера, подражает жестам байкера, это и есть торжество трикстерства.
Культ коллективного трикстера транслируется в СМИ, по-русски это называется стебом. Таким образом, медийные персонажи, тестируют наш разум своим бредом, а мы их терпим, ибо хотим знать, где сейчас в обществе граница разумного?
Сознание, осциллирующее в этом пространстве, в этом постоянном напряжении, если у него нет никаких интеллектуальных скреп, нет инструментария, отпускает человека в эту заэкранную светомузыку и никто не знает что же будет дальше...
Источник
Journal information