Легче всего водить по музею иностранцев: голос форсировать не нужно, ведь ты говоришь не для группы, а для стоящего рядом переводчика. Но главное, половину времени забирает перевод, и экскурсия превращается в краткие тезисы. Однако и в этом курортном времяпрепровождении есть своя «ложка дегтя».
В одном из подмосковных дворцов-музеев есть уникальный экспонат — мебельный гарнитур из самшитового дерева. Уникальный потому, что самшит используется исключительно для мелких поделок. И вот девушка-гид ведет группу англичан. Подходит к этому гарнитуру и вдруг осознает, что не помнит, как по-английски будет самшит. «А, — думает, — слово явно иноязычное. Поймут». И указывая на мебель, говорит отчетливо: «Made of someshit». — «И тут, — рассказывает она, — я увидела, что англичане совсем не флегматичные...» (К сведению интересующихся: самшит по-английски называется box tree — «дерево для коробочек»).

Кроме трудностей перевода экскурсовода могут подстерегать различия менталитетов. Например, после показа картины Сергея Герасимова «Колхозный сторож» туристы из Западной Европы регулярно спрашивали меня: «Зачем ему ружье?». Даваемые разъяснения не находили сочувственного отклика в сердцах зарубежных гостей. Пару раз возникал совершенно не нужный разговор о правах человека. Приближаясь с очередной иностранной группой к бессмертному полотну Герасимова, я чувствовал себя неуютно. Избавление явилось неожиданно в образе темпераментного итальянца. Издали заприметив картину, он громко воскликнул: «О, партизан!».
С тех пор для наших зарубежных друзей колхозный сторож стал партизаном.

Сергей Герасимов. Колхозный сторож. 1933
Иностранца более волнуют проблемы социальные.Русского человека генеалогические и исторические. Спросить, стоя около «Портрета сестер Гагариных» Боровиковского: «Они что – сестры Юрия Гагарина?» – способен только наш соотечественник. «Как отнесся сам Иван Грозный к произведению Репина “Иван Грозный и сын его Иван...”?» – от этого вопроса за версту веет чисто российским пытливым вниманием к прошлому.
В ивановский зал Третьяковской галереи входит немолодая супружеская пара. Видят картину «Явление Христа народу». Замирают в восхищении.
ОН: Вот это картина! Как же она называется?
ОНА: Пойду прочту... (Подходит к картине. Читает этикетку. Возвращается.)
ОН: Ну?
ОНА: «Явление Христа на родину». (Пауза). Интересно, а где же у него была родина?
ОН (весомо): Разве сама не видишь? (Указывает на горы в глубине полотна) – Урал...

Интересная история связана с картиной Роберта Фалька Солнце. Крым. Козы. 1916
Сотрудникам Галереи неоднократно приходилось наблюдать посетителей, пытающихся найти на картине коз. На лицах явственно читался недоуменный вопрос: «А козы-то где?». Меж тем, ответ прост: Козы — название изображенной деревеньки. И чтобы люди не мучились в тщетных поисках несуществующих коз, название картины было изменено на «Солнце. Крым. “Козы”». Что, согласитесь, неправильно. Так картина могла бы называться, если бы на ней был изображен пароход или ресторан «Козы». Но названия населенных пунктов по правилам русского языка в кавычки не берутся.
Грамматика была принесена в жертву гуманизму.

Роберт Фальк. Солнце. Крым. Козы. 1916
Произведения Глазунова
В 1981 году я работал консультантом на выставке «Москва – Париж». Незадолго до того в Москве (кажется, в Манеже) была большая выставка И.С.Глазунова. Не удивительно, что самым частым вопросом посетителей было: «Где здесь произведения Глазунова?». Первые дни я старательно объяснял, что на выставке нет и не может быть произведений Глазунова, т.к. она охватывает искусство с 1900 по 1930 г., когда Глазунов еще не родился и т.д. Потом надоело, и я стал отвечать коротко: «Прямо по галерее, в витрине» (а там экспонировались ноты композитора Глазунова). Любопытно, что ни один из посланных с претензиями не вернулся.

Александр Лактионов. Письмо с фронта. 1947
Специфического навыка требует общение с детьми. Их вопросы особенно хороши. Помню как поверг меня в свинцовую задумчивость вопрос, заданный ребенком у картины Лактионова «Письмо с фронта». А невинное дитя всего лишь поинтересовалось:
– Почему пионер сидит, когда рядом стоит инвалид?

Николай Ярошенко. Всюду жизнь. 1888
В Третьяковской галерее (до реконструкции здания) внутри стеклянного плафона над залом Ярошенко жили голуби. На обзорных экскурсиях в этом зале обычно показывали «Всюду жизнь» (центральная вещь Ярошенко). И вот показываешь ее, а голуби начинают громко ворковать. На посетителей производило сильнейшее впечатление.
Известный музеолог Н.А.Никишин как-то раз пришел в музей со своими сыном и дочерью (в тот момент старшеклассниками). Оставив детей осматривать экспозицию, он зашел в служебную часть (благо дверь туда была прямо из экспозиционного зала). Ему нужно было посмотреть что-то в фондах. И в служебной части состоялся расчудесный диалог:
Могли бы вы мне показать то-то?
Нет. Эта вещь в запаснике, мы ее показать вам не можем.
А зачем вы тогда вообще нужны? Зачем вы храните то, что нельзя посмотреть?
Мы храним это для ваших детей!..
Николай Алексеевич открывает дверь в экспозицию, подзывает сына и дочь.
Вот мои дети. Показывайте! (Пауза)
М-м-м… Нет. Мы храним для их детей…
Центральный отсек азиатского раздела экспозиции Музея этнологии в Лейдене называется «Базар». Там, действительно, выставлен набор предметов, которые можно купить на среднеазиатском базаре – от туркменского серебра до бухарских халатов.

Посреди всего этого восточного великолепия возвышается здоровый тульский самовар XIX века. И сомнений в его происхождении никаких, потому что на самом видном месте выбито: «Сделано в Туле». Что же это, думаю, за этнологи такие, которые не знают, что Тула – европейский город. Подхожу к консультанту и спрашиваю: «Почему это у вас Тула в центре Азии?». Консультант загрустил (видимо, я был не первым, кто задавал подобный вопрос). «Понимаете, – говорит, – мы этот самовар купили на базаре в Афганистане.Про то, что Тула находится в Европе, нам ведомо, но нет у нас, к сожалению, европейского отдела. А убирать самовар в запасник не хочется – такой красавец!»
Как-то раз в составе группы музейщиков я попал в Саяно-Шушенский заповедник. Радушные хозяева решили, что перед осмотром экспозиции гостям необходимо прослушать небольшую лекцию. А поскольку аудитория была профессиональной, лектор решил коснуться и проблем, с которыми сталкивается заповедник…
ЛЕКТОР: Я давно заметил, что в природных заповедниках и естественно-научных музеях все руководящие посты занимают орнитологи. И совершенно не удерживаются на работе энтомологи. Не могу понять: отчего так?
РЕПЛИКА ИЗ ЗАЛА: Их орнитологи склевывают!
Journal information